НА ВСЕ ЛАДЫ МАСТЕР
Валерий САНДЛЕР NRS.com 07.17 10:02 am

Давным-давно, когда в музыкальной школе Тюмени впервые открылся класс балалайки, Надежда Зут, сама игравшая на домре в любительском оркестре, спросила своего младшего брата Гену: «Хочешь, я тебя запишу?». Он подумал и согласился. Но предупредил: «Научусь играть плясовую мелодию – и уйду». Все минувшие с тех пор 45 лет Геннадий Зут старательно забывал о своем намерении, потому как и не думал его выполнять. Ему было с кого брать пример: живший в 19-м веке Василий Васильевич Андреев, вельможа и завзятый театрал, самоучкой освоивший игру на двенадцати музыкальных инструментах, отдал предпочтение наиболее русскому из них – балалайке. Его втихомолку осуждали: дескать, опустился до игры на мужицком инструменте. А он не уставал повторять, что к балалайке следует подходить не иначе как во фраке. Потратил годы на усовершенствование инструмента, по его эскизам было создано целое семейство балалаек: пикколо, прима, секунда, альт, бас, контрабас. Осенью 1887 года Василий Андреев организовал в Санкт-Петербурге кружок балалаечников. 20 марта 1888 года в зале Кредитного общества состоялся первый публичный концерт, ознаменовавший день рождения Оркестра русских народных инструментов, названного впоследствии именем его основателя. Коллектив существует и поныне.
Полных четыре года работал в этом оркестре выпускник Ленинградской консерватории Геннадий Зут. В его репертуар входили, помимо традиционных для балалайки русских народных мелодий, сочинения классиков — Паганини, Моцарта, Листа, Алябьева, Дворжака, Сен-Санса, а также пьесы современных композиторов. В звании солиста трех филармоний – сначала Астраханской, затем Тюменской и Николаевской – он объездил с концертами весь бывший Союз, от Москвы до самых до окраин, а вот для заграницы оставался невыездным: «Сам не знаю, почему. Может, где-то что-то сказал по неосторожности... Меня приглашали выступить в Вене или Париже, а мое начальство сообщало, что я болен, приехать не смогу. Вместо меня туда ехали другие...» Чтобы балалаечник-виртуоз Геннадий Зут смог познать, как широк и прекрасен этот мир, должен был рухнуть «нерушимый», а сам он с семьей – покинуть его навсегда. То и другое случилось в начале 1990-х. Сегодня может вызвать смех его рассказ про маленькие хитрости, с какими он проносил через московскую таможню две свои балалайки, а тогда ему было не до смеха: — Это были концертные инструменты, один сработан еще в XIX веке знаменитым Иваном Зюзиным, вторую сделал питерский мастер, мой приятель Рафаил Зайцев. Говорю таможеннику, что везу дешевое барахло, две простые деревяшки, а сам дрожу: вот придет эксперт, заявит, что это предметы ценные, вывозить запрещено, — и куда мне без них в Америке? На мое счастье, эксперт оказался не таким уж знатоком, на балалайку Зюзина просто махнул рукой: мол, старая, дрянная, тут трещина, там трещина – давай проходи. А за вторую, работы Зайцева, назначил пошлину втрое выше, чем за первую. Приехал я в Америку — и понял, что балалаек тут не меньше, чем в России. Американцы слушают этот инструмент с удовольствием, находят в нем родник музыкальных эмоций, а не предмет экзотики.
Геннадий Зут, явившись в новую для себя страну с двумя старыми балалайками, обнаружил, хоть и не сразу, что пришелся вполне ко двору. Помимо сольных выступлений был участником сборных концертов во многих штатах Америки. Первым из них стал Мичиган, где они с женой Татьяной, пианисткой, окончившей в свое время консерваторию в Свердловске, живут с первых дней эмиграции, лишь сменили один городок, Саутфилд, на другой, Фармингтон-Хиллс. С годами штаты, города и страны замелькали, как в калейдоскопе: Нью-Йорк, Пенсильвания, Джорджия; Австрия, Канада, Швеция, Финляндия... Играл со знаменитыми симфоническими оркестрами: с Детройтским под управлением выдающегося дирижера Нейми Ярви, с Гетеборгским и Эстонским национальным... Искушенная в искусствах публика даже не догадывалась, что человек во фраке и с бабочкой, прежде чем попасть на эту сцену, по двенадцать часов в сутки, за пять баксов в час, занимался покраской домов, вкалывал на стройке и на заводе, трудился механиком на дилерской площадке – пока не понял, что при таком ритме его надолго не хватит и пора что-то в этой жизни основательно менять. Он и до эмиграции знал, что на чужбине никто не заготовил для него место по способностям и по душе – это место надо искать самому. Так что когда они с Татьяной заговорили о покупке дома, одним из условий было наличие в нем просторного подвала. Такой дом подвернулся в Фармингтон-Хиллсе, был куплен, а вскоре в нем появилась мастерская по ремонту всех струнных инструментов, какие только существуют в мире: скрипок, гитар, мандолин, виолончелей, контрабасов и, само собой, балалаек. — Этому делу раньше в России нигде не учили. Мастера – только в Москве и в Ленинграде. А я тогда работал в Николаеве, солистом и руководителем ансамбля «Узоры». Инструмент требует ремонта, а в столицу не наездишься. Но — нет безвыходных положений! Мы часто бывали с концертами в Москве, жили в гостинице; концерты, как правило, по вечерам, а утром я шел в мастерскую по изготовлению струнных инструментов, наблюдал за работой мастеров, учился. Рафаил Зайцев, когда я навещал его в Питере, мне своих секретов не открывал, даже уходил в другую комнату, чтобы я, чего доброго, не перенял его приемы. Но я настырный: тут подсмотрю, там прислушаюсь, в разговоре какую-нибудь важную деталь уточню... Зато его коллега Виктор Михайлов — тот был для всех открыт, я у него в мастерской сиживал часами. Начал делать свои балалайки, пять или шесть изготовил. Мастер, если он не музыкант, не услышит и не различит тембра балалайки. Михайлов – тот тембры различает, потому он — гений, а другие – просто краснодеревщики...
Настало время сказать, чем меня больше всего удивил Геннадий Зут во время нашей встречи. Не только виртуозной игрой на балалайке (а именно такую он мне продемонстрировал, да еще подарил на память два компакт-диска со своими за-писями – малой толикой из более чем 300 произведений его репертуара), и не тем, что может привести в порядок и даже изготовить любой струнный инструмент, а... манерой говорить о коллегах-музыкантах, с которыми его сводила судьба и сцена. Ну, ясное дело, назвать Татьяну великолепной пианисткой, блестящим концертмейстером ему, как говорится, сам бог велел: она не только жена, но и постоянный аккомпаниатор, концертмейстер на музыкальном факультете Oakland University. Так ведь и те, кто далече, отнесены им к высшему разряду! Об Александре Шалове и Евгении Тростянском (оба, увы, безвременно покинули сей мир) он сказал – «выдающиеся композиторы и аранжировщики»; об Олеге Гитлине и Владимире Ильяшевиче — «прекрасные балалаечники»; о Шаукате Амирове – «потрясающий талант», о Евгении Блинове и Михаиле Рожкове – «феноменальные исполнители». Словом, хвалит на все лады, как будто держит в руках любимую балалайку, у которой что ни лад – то дорогой сердцу звук. — А чему вы удивляетесь, — пожимает плечами Зут, — надеюсь, и обо мне люди не скажут худого слова, пока не заслужу. Он никогда не сидит без дела, в его мастерской тесно от инструментов, ожидающих ремонта, к нему обращаются школы, крупные музыкальные компании, театры, симфонические и струнные оркестры. Дабы не уронить годами завоеванный авто-ритет, мастер обеспечил себя оборудованием мирового класса, может воспользоваться им раз в году, зато когда надо – все под рукой. Так кто же он сегодня, Геннадий Зут: музыкант и виртуоз-балалаечник — или мастер-ремонтник? Спросить его – он ответит, что комфортно чувствует себя в обеих ипостасях, хоть большую часть своего рабочего времени служит второй из них. Ибо не музыкой единой жив человек. Зато жив и время от времени выступает с концертами созданный им несколько лет назад ансамбль «Русский сувенир», в котором четверо русских и трое американцев, чьи инструменты — гусли, баян, контрабас, альт, домра, балалайка – звучат в лад с музыкой их собственных сердец... Да и сам он, похоже, старается жить в ладу со всем, что его окружает: с людьми, музыкой, инструментами, природой. Что особо хочется отметить в наше смутное время: у него — получается.

back